Глава 4.
Игорь Северянин. "Я, Демон, гений тьмы, пою Поэта дня"
Безутешны кочующие птицы русской поэзии: покинув свой дом, они более не вернутся к нему. «Всё стремится к теплу от морозов и вьюг», но в тишине и безмолвии что гонит птиц на север к стране без границ, где снег без грязи и хищная тварь не выклюет глаз?
Слава им не нужна – и величие,
Вот под крыльями кончится лёд –
И найдут они счастие птичее
Как награду за дерзкий полёт!
(В. С. Высоцкий. «Белое безмолвие»)
О какой славе и величии могут мечтать кочующие птицы? Только бы растопить бесконечный лёд под крыльями, бесконечную муку соприкосновения с холодом и приземлённостью повседневного порядка вещей. С высоты своего полёта оброненная сентенция о людях там, внизу, всегда дерзость, и полёт их высоко над головами зевак всегда дерзок. Не называйте их гениями, не приземляйте их памятниками: их счастье – птичье: сиянье свода, блеск волны синих морей, север, воля и надежда. Их счастье рождается в безмолвном сердце. «Древние уважали молчащего поэта, как уважают женщину, готовящуюся стать матерью», – нежно поправлял бант Николай Гумилёв.
Скудные поля – дом земной; покорность грустной участи своей – дом небесный. Сколько было их? Бунин, Гумилёв, Северянин, Высоцкий, Гамзатов… Сколько будет?
Что же нам не жилось, что же нам не спалось?
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
(В. С. Высоцкий. «Белое безмолвие»)
Над страной, где молчание держит за горло, где ночи одиночества вынашивают слабость и отчаянье, кочующие птицы русской поэзии клином усталым летят, летят к чёрной полоске земли. Слепые от снежной белизны, глухие к дурным пророчествам, они прозревают красоту, которой исполнен мир, им всё теперь близко и знакомо. Ведь это их родное – слышать души погибших солдат, видеть вечный полярный день. Охотники могут прервать полёт, но не могут лишить небес.
Однажды покинув дом, более не возвращайтесь к нему: однажды узнав сияние, спешите следом за ним, иначе вовсе бы не думать о нём. Ещё немного постоим на краю, расправим крылья, придадим верный настрой своим струнам, зоркость взору, ясность мысли, и туманным наваждением земля повалится вниз. Чьи голоса будут наградою нам за безмолвие? Кто встретит нас журавлиным кличем? Чьи губы поцелуют воскресших? «Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок...» Чайки, как молнии; пустота в руках, водопады в сердце, душистый и сладкий пушок на устах – наверное, дети мелких смут не поймут, «почему ж эти птицы на север летят», какая сила поднимает с земли. Все года, и века, и эпохи подряд белых журавлей перелёт…